Своеобразным проявителем диаволической пустоты реальности, наглядным выражением этой пустоты является кино для А. Белого. Именно в таком духе трактует он кинематограф в статье «Город»: «Синематограф царствует в городе, царствует на земле. /…/ Синематограф переступил границы реальности. Больше, чем проповедь ученых и мудрецов – наглядно он показал всем, что такое реальность. Она – дама, хворающая насморком: чихнула и лопнула. А мы-то, державшиеся за нее, – мы-то где?» (цит. по: [Чалмаев В. А. Воскресивший слово… (В художественном мире Алексея Ремизова) // Ремизов А. М. Неуемный бубен. Роман, повести, рассказы, сказки, воспоминания. – Кишинев: Литература артистикэ, 1988, с. 109]).
Алогичность, ослабленность семантических сюжетных связей и образного строя раннего кинематографа для поэта-символиста также служат знаками мертвенности, разрушения гармоничного миропорядка. Эту мысль Белый высказывает, отмечая связь с поэтикой кино драмы Блока «Незнакомка»: «Без связи, без цели, без драматического смысла, мягко струит на нас гибнущая душа ряд своих образов: символизм – ряд синематографических ассоциаций, бессвязность – вот смысл блоковской драмы. /…/ И подстреленная, насмерть подстреленная душа стремит на нас синематограф образов» [Чалмаев В. А. Воскресивший слово… (В художественном мире Алексея Ремизова) // Ремизов А. М. Неуемный бубен. Роман, повести, рассказы, сказки, воспоминания. – Кишинев: Литература артистикэ, 1988. – С. 3 – 22].
Для футуристов кино – это материализованная и подкупающая своей «техничностью» возможность преобразования жизни, преображения ее, власти над ней, это прорыв в новый мир, и в отличие от Лосева, футуристы не смущаются тем, что в этом электрическом мире царит «ограниченность и пустота американизма, машинное и матерое производство жизни и тепла» [Лосев А. Ф. Из ранних произведений. – М.: Правда, 1990. – 656 с., с. 439]. Характерно, что пафос воспевания машинного мира, неотъемлемой частью которого является кино, звучит и в послеоктябрьских «футуристических» стихах того же Брюсова, наглядно демонстрируя, сколь естественно может эволюционировать образ «электрических светов» от магически-преображающего до циклопически-индустриального: «дракон бескрылый», каковым предстает в стихотворении Брюсова «центродворец мотомашин», – это новое воплощение властелина городской цивилизации, и это уже не утонченно-порочный, манящий сверкающий обман, а настоящее хтоническое чудовище, в котором, однако, признается источник жизни:
Здесь – сердце города, здесь – в жилы
Столицы льются, вновь и вновь,
Незримо зиждущие силы,
Ее божественная кровь;
Чтоб город жил в огнях оконных,
В пыланьи лун на площадях;
Чтоб гром трамваев неуклонных
Не молк на спутанных путях;
Чтоб в кино быстрые картины
Сменялись в мерной череде;
Чтоб дружно лязгали машины,
Пот нефтяной струя в труде! [Брюсов В. Я. Собр. соч.: В 7-ми т. – Т.т. 2-3. – М.: Худ. лит., 1973-1974, т. 3, с. 408].
Автор: Т.А. Пахарева