Этика отношений с эпохой, основы которой закладывались еще в период  существования акмеизма как действующего  течения в поэзии, прежде всего,  под  влиянием  событий  Первой  мировой  войны, окончательно  оформилась  в  творчестве Ахматовой и Мандельштама 20-х-30-х гг. Вообще, акмеистическая  этика бытия в истории по мере исполнения судеб всех трех великих акмеистов  выстраивалась  как  этика  достойного  поведения  перед  оскалом  «века- волкодава». Это была позиция верности истории и презрения к  политической  конъюнктуре.  Именно  она  и  оказалась  востребованной  в  дальнейшем  бытовании  неофициальной  поэзии  до  конца  ее  «подпольного»  периода. 

Этика  участия  в  истории,  разделения  со  своей  эпохой  бремени  исторической  ответственности  разрабатывается,  прежде  всего,  в  творчестве  Мандельштама конца 1910-х – 1920-х годов. Его формула «с веком вековать»  предполагала,  прежде  всего,  разработку  этических  правил  взаимодействия  с  этим «жестоковыйным», по мандельштамовскому же определению, веком.

Этически  окрашенное  религиозное  чувство  составляет  основу  ахматовской  системы  ценностей  и  в  период  великой  смуты  позволяет  ей  удержаться как от неправых обвинений, так и от ложных оправданий, в то же  время сохраняя собственную абсолютно определенную позицию по отношению  к  происходящим  событиям.  Ахматовское  восприятие  политических  катаклизмов,  разразившихся  на  ее  глазах  и  имевших  катастрофические  последствия, не было ни историософским, ни вписанным в апокалиптическую  метафизику, – оно было этическим по преимуществу.  

Наконец,  с  особым  ожесточением  развенчиваются  мнимые  ценности  романтической  свободы  уже  в  контексте  современности  в  знаменитом  «Послании Ленке».  Здесь  Кибиров  не  прибегает  даже  к  излюбленной  в  его  поэтике  технике  цитатного  диалога,  преимущественно  формирующего  полемический  контекст  произведения. 

С преодолением постмодернистского иронизирования связано появление  ряда  новых либо  возрождение  в новом  качестве традиционных поэтических  мотивов, в частности, явственно актуализировался в современной поэзии мотив  возврата  к  ценностям  детства  –  не  только  в  виде  восстановления  ценности  детских  воспоминаний  и  впечатлений,  но  и  в  форме,  провозглашенной  еще  Мандельштамом:  «Только  детские  книги  читать,  //  Только  детские  думы  лелеять»  [Мандельштам О. Соч.: В 2-х т. – М.: Худ. лит., 1990.,  т.  1,  с.  66]. 

В  связи  с  отрицанием  романтизма  в  современной  поэзии  и  его  акмеистическим контекстом необходимо также добавить несколько замечаний к  теме  апологии  домашности  в  кибировском  «Послании  Ленке». 

Некоторые  этические  аспекты  отношений  с  эпохой,  актуальные  для  современности,  связаны  и  с  той  идеей  ответственности,  которую  Ахматова  считала определяющей по отношению к акмеизму [Записные книжки Анны Ахматовой (1958 – 1966). – М. – Torino: Giulio Einaudi editore, 1996. – 852 с., с. 650]. Так, с этой идеей связан  акмеистический  пафос  разделения  ответственности  за  свою  эпоху. 

В  сущности,  феномен  критического  сентиментализма  с  его  сладкой  ностальгией по детству, из которого не вычеркиваются ни праздник первомая,  ни пионерский галстук, представляет собой подлинное торжество человечной личной  памяти  и  гуманистической  системы  ценностей  над  политической  системой и реализует по сути акмеистический же принцип приятия жизни и  осознания значимости каждого ее мгновения, даже если оно пришлось на не  самые  благоприятные  времена. 

Другой аспект этических уроков, почерпнутых у Ахматовой и  Мандельштама,  по  свидетельствам  тех,  кому  посчастливилось  получить  эти  уроки,  – это сохранение человеческого достоинства перед лицом унижающей  его  эпохи.  Например,  В.  Муравьев  говорит,  что  делом  всех  последних  лет  жизни  Ахматовой,  «делом,  которое  делалось  каждый  день,  ежедневно,  ежечасно,  было  восстановление  масштабов  человеческого  существования, масштабов  совершенно  мистифицированных  и  потерянных  в  трижды  проклятые  времена  советской  власти»  [Муравьев  В.  Воспоминания  об  Анне  Ахматовой  //  Анна  Ахматова: последние  годы.  Рассказывают  Виктор  Кривулин,  Владимир  Муравьев, Томас Венцлова. – СПб.: Невский диалект, 2001.,  с.  63]. 

Таким  образом,  полифоничность  кибировского  поэтического  языка  далека  от  постмодернистской  плюралистичности.  Разнородные  языковые  сферы здесь создают не ситуацию равноправия представленных ими, хотя бы и  противоположных,  ценностей,  а  ситуацию  выбора,  причем  авторская  точка  зрения  и  оценка  с  дидактической  ясностью  выражена  в  тексте,  так  что  множественность языков никак не отменяет диктата авторской точки зрения.