У Ахматовой мотив «нового поколения», образы детей именно как символов «грядущей смены» появляются в мажорном – противоестественном для нее – ключе в тех вынужденно появившихся стихах, и поэтика, и мотивы возникновения которых исключают академический комментарий и свидетельствуют только о безграничном страдании и отчаянии.
Именно в связи с этими стихами Ахматовой А. Ранчин в своей книге о Бродском фиксирует ситуацию полемики: «Мизантропическое стихотворение Бродского («Сидя в тени…»), говорящее о разрыве поколений, о бесчеловечности тех, кто сменит лирического героя и его сверстников, возможно, также полемически соотнесено с «официально» советским стихотворением Анны Ахматовой «В пионерлагере»… и с ее же стихотворением «Говорят дети», описывающим страдания и гибель детей… У Бродского сами дети готовы нести в мир смерть, убивать» [Ранчин А. «На пиру Мнемозины»: Интертексты Бродского. – М.: Новое литературное обозрение, 2001. – 464 с., с. 63]. Вряд ли Бродский стал бы полемизировать именно с этими стихами Ахматовой – прежде всего, по этическим соображениям: нельзя «полемизировать» со словами, вырванными под пыткой. Однако контраст интерпретации темы будущих поколений все же присутствует, только не в связи с указанными текстами. Тема «внуков», «племени младого» уже в своем естественном воплощении явилась в творчестве Ахматовой в конце 50-х – начале 60-х годов в связи с общением с Бродским, Найманом, «мальчиками Ардовыми» – с тем поколением, которое, против ожидания, востребовало культурный опыт и наследовало этические принципы «поколения отцов» – Мандельштама и Ахматовой. Ахматова с торжеством констатирует в своих записках, говоря о Мандельштаме: «Он писал для своих правнуков. И вот эти правнуки, выросшие в крови, в грязи, в нужде, в неправде чистыми, умными и полными сил. Они пришли и сказали: «Вот он – не хотим никого другого».
песня…
минуя внуков к правнукам уйдет.
И новый бард чужую песню сложит
И как свою ее произнесет - писал еще юношей О. Мандельштам, провидя, что случится в 60-ых годах 20 столетия» [Записные книжки Анны Ахматовой (1958 – 1966). – М. – Torino: Giulio Einaudi editore , 1996. – 852 с., с. 244].
Та культурная перспектива, которая открылась Ахматовой с появлением «чистых, умных и полных сил» «правнуков», соблазняла восстановлением классической гармонии и идеей торжества культуры над всеми ужасами «нового варварства». Отсюда – эпиграфы из Бродского и поэтов его круга в поздних ахматовских стихах, посвящения, внимательное прислушивание к их мнениям (Бродский рассказывал Волкову о том, как Ахматова выносила на их суд свои свежие стихи и учитывала их критические замечания (см.: [Волков С. Диалоги с Иосифом Бродским. – М.: Изд-во Независимая Газета, 1998. – 328 с., с. 232 – 233]). Однако дожив до роли не только наследника, но и «дарителя», Бродский столкнулся с культурной ситуацией, вызывающей ощущения, более близкие Мандельштаму 30-х годов, нежели Ахматовой 60-х: новое поколение воспринимается как поколение врагов культуры, и единственное, что тут возможно предпринять, это своей работой в культуре дать возможность хотя бы некоторым, редким, единичным представителям этого поколения продолжать существовать в едином культурном пространстве и с поколением Бродского, и с поколением Ахматовой, и с «золотым веком» Пушкина. Об этом сам Бродский пишет в письме к Я. Гордину в 1988 году: «Нынешнее дело – дело нашего поколения; никто его больше делать не станет, понятие «цивилизация» существует только для нас. Следующему поколению будет, судя по всему, не до этого: только до себя, и именно в смысле шкуры, а не индивидуальности. Вот это-то последнее и надо дать им какие-то средства сохранить; и дать их можем только мы, еще вчера такие невежественные… Уже сегодня, перефразируя основоположника, самым главным искусством для них является видео. За этим, как и за тем, стоит страх письменности, принцип массовости, сиречь анти-личности. И у массовости, конечно, есть свои доводы: она как бы глас будущего, когда этих самых себе подобных станет действительно навалом – муравейник и т. п., и вся эта электронная вещь – будущая китайская грамота, наскальные – верней, настенные живые картинки. Изящная словесность, возможно, единственная палка в этом набирающем скорость колесе, так что дело наше – почти антропологическое: если не остановить, то хоть притормозить подводу, дать кому-нибудь с нее соскочить» [Гордин Я. Перекличка во мраке. Иосиф Бродский и его собеседники. – СПб.: Изд-во Пушкинского фонда, 2000. – 232 с., с. 224]. Это очень похоже на мандельштамовский обет «европеизировать и гуманизировать» двадцатое столетие, данный в его статье «Девятнадцатый век» от имени своего поколения «выходцев» из предыдущего 20-му столетия. И конечно, это позиция, контрастная Ахматовой, дожившей до востребованности поколением внуков.
Автор: Т.А. Пахарева