Таким образом, полифоничность кибировского поэтического языка далека от постмодернистской плюралистичности. Разнородные языковые сферы здесь создают не ситуацию равноправия представленных ими, хотя бы и противоположных, ценностей, а ситуацию выбора, причем авторская точка зрения и оценка с дидактической ясностью выражена в тексте, так что множественность языков никак не отменяет диктата авторской точки зрения.
Этот же прием реализован не только в послании Гандлевскому, но, например, и в поэме «Сквозь прощальные слезы» – уже в несколько иной форме и с иными акцентами. В частности, здесь можно четко выявить также два языковых уровня – и одновременно – два уровня цитации: первый, бросающийся в глаза и производящий впечатление абсолютного «постмодернизма» (именно этим впечатлением, на наш взгляд, продиктовано определение, данное этой поэме И. С. Скоропановой: «каталогизирующая деконструкция» [Скоропанова И. С. Русская постмодернистская литература: Учеб. пособие для студентов филол. ф-тов вузов. – М.: Флинта: Наука, 1999. – 607 с., с. 357]), – это доходящая до центонной плотности цитация текстов, порожденных определенным временем и жестко ассоциирующихся только с этим временем (популярные шлягеры здесь предоставляют львиную долю такого лексического материала эпохи).
Второй уровень – это цитирование (часто непрямое) значимых для автора и выявления его позиции текстов. Этих ценностно маркированных, определяющих собою оценочный спектр поэмы «претекстов» можно выделить два – бунинский и некрасовский. К Бунину (а именно, к «Антоновским яблокам») обращает «Вступление», полностью состоящее из перечисления запахов, по которым памятен образ советского времени, причем в число этих запахов включена и «антоновка ближе к Калуге», видимо, в качестве маркера, отсылающего к источнику аллюзии.
Как и у Бунина, у Кибирова запахи выполняют мнемоническую роль, а детали «проклятой» советской действительности, вызываемые воспоминаниями этих запахов, окрашиваются не только отрицающим, но и явственно ностальгическим настроением. Как и текст Бунина, некрасовский текст в поэме Кибирова представлен не какими-то конкретными цитатами, а «разлит» в общем ритме и интонационном строе поэмы. Однако значимость присутствия некрасовской компоненты в интертекстуальном пространстве поэмы настолько велика, что автор дает к ней прямую отсылку в конце последней главы:
…над дебильною мощью Госснаба
хохотать бы мне что было сил,
да некрасовский скорбный анапест
носоглотку слезами забил [Кибиров Т. «Кто куда – а я в Россию…». – М.: Время, 2001. – 512 с., с. 58].
Некрасовским претекстом подкреплен и акцентирован в поэме Кибирова пафос гражданской скорби («Кто живет без печали и гнева, // Тот не любит отчизны своей»), а также выявлен генезис кибировского сарказма при изображении советской действительности.
Сказанное позволяет заключить, что интертекстуальность поэмы Кибирова представляет собой постмодернистскую игру цитатами лишь на внешнем уровне текста; основные же ее функции в этом сочинении можно определить как вполне классические: структурирование текста, расстановка основных эмоционально-оценочных акцентов в нем, выявление его ведущего пафоса. Однако анализ поэмы «Сквозь прощальные слезы» следовало бы продолжить и в контексте иной проблематики – проблематики преодоления ценностного релятивизма эпохи, с которым в равной мере столкнулось и поколение «преодолевших символизм», и теперешнее поколение «преодолевших постмодернизм».
Автор: Т.А. Пахарева