Исходя из тезиса о сверхзначимости мандельштамовских принципов поэтики для творчества Кенжеева, обратимся к анализу тех особенностей  субъектного  строя  его  лирики,  которые  также  позволяют говорить о близости кенжеевской поэтической системы не только  поэзии Мандельштама, но и всей акмеистической парадигме.  

Прежде всего, попытаемся проследить, в каком виде в поэзии Кенжеева   представлено  то соотношение между  миром,  словом и  субъектом, которое  в  поэзии  акмеизма  эволюционировало,  по  нашему  мнению,  в  сторону  объективизма, предопределив как более «периферийное», чем в романтически-символистской  традиции, положение  субъекта  по  отношению  к миру,  так  и  придание  языку  статуса  деятельной  и  автономной  бытийственной  силы,  п отношению  к  которой  субъект  выступает  ее  «орудием».

В сущности, современное  состояние  этого  обозначившегося  уже  в  акмеизме  смещения  акцентов  в  картине  мира  от  человека  –  к  объективным  началам  бытия  зафиксировано  в  книге  М.  Эпштейна  о  русском  постмодернизме:  «Поэзия  Структуры приходит на смену поэзии Я.  /…/ …на месте прежнего индивида множественность самодействующих форм бытия» [Эткинд Е. Г. Материя стиха. – СПб.: Гуманитарный союз, 1998. - 508 с., с.  131].

Разумеется, у Эпштейна речь  идет  уже  о  предельной  редукции  «я»  в  постмодернизме, выходящей за рамки акмеистической «меры» этого процесса, но общая логика  переструктурирования  отношений  между  «я»  и  миром в сторону «дегуманизации» здесь очевидным образом прослеживается (впрочем, видимо,  корректнее  говорить  не  о  «дегуманизации»,  а  о  «постгуманизме»  как  не  антропологическом, а универсальном гуманизме (см. об этом: [Скоропанова  И.  С.  Русская  постмодернистская  литература:  новая философия, новый язык. – СПб.: Невский Простор, 2001. – 416 с., с. 29]). 

В  творчестве  Кенжеева  можно  найти  целый  ряд  текстов,  также  демонстрирующих перераспределение соотношения между человеком, миром и  словом в том русле,  которое задано акмеистами. Прежде всего, обратимся к  сравнительно  раннему  стихотворению  1972  г.  «Хорошо,  когда  истина  рядом…». Приведем его полностью:  

Хорошо, когда истина рядом!  

И веселый нетрезвый поэт  

Созерцает внимательным взглядом  

Удивительный выпуклый свет.  

И судьбу свою вводит, как пешку,  

В мир – сверкающий, черный, ничей, –  

Где модели стоят вперемешку  

С грубой, черствою плотью вещей.  

А слова тяжелы и весомы,  

Будто силится твердая речь  

Воссоздать голоса и объемы  

И на части их снова рассечь.  

Чтоб конец совместился с началом,  

Чтобы дальше идти налегке,  

Чтобы смертное слово звучало  

Комментарием к вечной строке [Кенжеев Б. Из семи книг: Стихотворения. – М.: Издательство Независимая Газета, 2000. – 256 с., с. 36].

В этом стихотворении с почти схематической четкостью выстроена  вышеописанная иерархия отношений между миром, словом и субъектом. Мир – «сверкающий, черный,  ничей»  –  предстает  как  неоформленная,  децентрированная,  но,  что  особенно  значимо,  объективно  существующая  («ничья») субстанция. Некую иерархическую оформленность  миру  придает  слово. Оно наделено свойством субстанциальности («слова тяжелы и весомы», и эти тяжесть и весомость слов выступают началами, синонимичными «грубой, черствой плоти вещей» – материи реального бытия) и обладает способностью и к созиданию, и к разрушению мира («воссоздать голоса и объемы и на части их снова рассечь»). 

Такое функционирование слова в качестве «самодействующего начала бытия» и сообщает картине мира некую цельность  («чтоб конец совместился с началом»). При этом в иерархии явлений слово как  «самодействующая»  сила  оказывается  подлинным  субъектом  бытия,  оно  первично,  а  слово  «смертное»,  в  том  числе  и  слово  поэта,  занимает  по  отношению  к  нему  такую  же  периферийную  позицию, какую  занимает  сам  человек  в  мироздании:  в  мир  он  «судьбу  свою  вводит,  как  пешку»,  и  соответственно  этой  скромной  роли,  его  слово  –  это  тоже  не  более,  чем  маргиналия,  «комментарий  к  вечной  строке»  (ср.  с  аналогичной  иерархией  Слова  и  слова  у  Седаковой,  с  ее  метафорой  человеческого  слова  на  фоне  вечного, как «свечки на свету»). 

Автор: Т.А. Пахарева

Предыдущя статья здесь, продолжение здесь.