Рассматривая примеры искусства лирического выражения у Пушкина, надо иметь в виду, что лирическое переживание по самому своему происхождению всегда начало личное (или «личностное») и в этом смысле субъективное. Но в произведении оно уже объективировано в соответствии с законом художественного пересоздания и тем самым является особой формой познания действительности, эстетического воздействия па нее.

Именно особая! И особенность состоит в том, что реальность, преломленная в мыслях и чувствах личности, объективируется опять-таки в форме личного (в отличие от эпоса и драмы). Оттого так велика иллюзия абсолютной исповедальности лирики высокоодаренных поэтов. Нам чрезвычайно трудно отвлечься от неопределимого словом обаяния личности Пушкина. Дорого все, что связано с ним, с малейшими черточками его характера, его домашней жизни — от «мучительного счастья» любви к Наталье Николаевне до пушкинских суеверий наконец. Для нас отрадно звучат даже имена адресатов его посланий, не говоря уже об именах самых близких его друзей. И поэтому трудно выйти из круга представлений о некоем «чистом» само- воссоздании и представить себе, что это кто-то, а не Пушкин так переживал, любил, гневался... Но дело в том, что никакого «кого-то» быть не может.

Да, нам очень дорого, как думал и чувствовал живой, «сам» А. С. Пушкин. Но нам хотя интересно, но гораздо менее дорого духовное самочувствие, например, «самого» А.А. Фета. А ведь вместе с тем только мысли и чувства «самого» Фета привели к созданию его пленительной лирики. Больше того, они не только привели, они в ней остались. Претворились — но остались.

Лирика хороша оттого, что из нее к нам выходит уже не А.А. Фет — владелец Воробьевки, мировой судья или камергер, а то поэтическое, красивое, человечески значительное, что было в духовном облике личности автора. Грубо говоря — это и Фет, и не Фет. Это проявленная, доведенная искусством до известного усиления возможность духовного раскрытия данного человека, личности.

Объективированное в образе переживание — не некая заданная маска, в прорези глаз которой лирик смотрит на мир и отсюда воспринимает его несвободно, искаженно, с выпадением многих цветов, как через цветной фильтр. Переживание не задано, оно само возникает лишь в процессе и результате такого свободного в (рамках данного миропонимания) и заранее никакими искусственными цветными стеклами не ограниченного «восприятия» богатства жизни, которое в лирике нового времени, говоря словами Гейне, в свою очередь, проистекает из «страстного стремления» духа «к слиянию с миром явлений, to mingle with nature» [Генрих Гейне. Собр. соч. в 10-ти томах, т. 9. Л., Гослитиздат, 1959, с. 161]. Конечно, в каждом отдельном случае широта и свобода восприятия жизни облегчается или затрудняется, проясняется или ограничивается и общим мировоззрением поэта, и взглядами его на отдельные явления жизни.

Понятие лирического переживания, само по себе достаточно богатое и сложное, легко приложимо к какому-нибудь одному качественно единому состоянию, в особенности если оно мимолетно пли встречается однократно. Это переживание становится уже трудно применимым, когда оно не только неоднородно и противоречиво, но и непостоянно, текуче, многопланово, то есть можно говорить об единстве, где связано несколько переживаний. Разумеются различные случаи сочетания интимно-камерных чувств и настроений с общественными, граждански -патриотическими и т. д. Такой сложной, скажем, выступает «грусть тяжелая» «думы» в позднем стихотворении Пушкина «Полководец», где поэт размышляет о драме «вождя несчастливого» — М. Б. Барклая-де-Толли, или воспоминания о Царском Селе, о чем речь впереди.

Тем более недостаточным оказывается понятие образа одного переживания, когда речь идет, в сущности, о цепи переживаний, развернутой во времени, о переменах развивающегося состояния души, как в только что упомянутых воспоминаниях. И персонифицированным выразителем связи сменяющихся переживаний, единства позиции, вне которых распадается представление о целом человеческом характере, сколь бы противоречивым он иногда ни был, в лирике выступает уже непосредственно личность поэта.

Нить, которою лирический образ, лирическая мысль привязаны к своему источнику — воле поэта, — может оказаться очень длинной; она позволит этой мысли отлетать в самые далекие дали, а почти безвоздушное пространство разных отвлеченностей — но она всегда натянута и всегда в мгновение ока может возвратить, стянуть мысль к своему источнику и корню.  Лирическая мысль, как бы далеко она ни залетела в процессе объективации, обобщения, какие бы опосредствованные звенья она при этом ни прошла, постоянно непосредственно замыкается в какой-нибудь точке личного переживания, интимного опыта поэта.

Автор: В. Сквозников

Предыдущая статья здесь, продолжение следует.

***

*****