Main Menu

Поиск

Варапаев.ru - официальный партнер хостинга Beget

Следует отметить и ряд приемов поэтики, которые сближают  мемориальную  мифологию  Рейна  с  ахматовской.  Как  и  Ахматова,  Рейн  использует  цитату,  «чужое  слово»  в  качестве  знака  памяти  о  том,  кто  был  носителем  этого  слова.  Подобно тому, как  посвящения  ушедшим  поэтам  в  «Венке  мертвым»  Ахматова  наполняет  реминисценциями  поэзии  своих  адресатов, в ряде своих мемориальных стихотворений Рейн использует тот же  прием  –  прежде всего, в  стихах,  посвященных  самой  Ахматовой. 

Одним из самых характерных  примеров  такого  мемориального  использования поэтики цитирования является стихотворение «В  Павловском  парке»,  которому  предпослано посвящение А. А. Ахматовой. Текст Рейна буквально пронизан ахматовскими реминисценциями  не  только  на  уровне  цитирования  тех  или  иных  конкретных  произведений,  но  даже  на  уровне  общих  принципов организации текста.  Так, на наш взгляд,  основным организующим целое рейновского стихотворения мотивом следует признать мотив, в одном из ахматовских стихотворений обозначенный формулой  «все как тогда» («Опять подошли незабвенные даты…»).

Основным содержанием этого мотива является мысль о том, что в пространстве воспоминаний события  прошлого переживаются  нами  заново  с  точностью,  создающей  иллюзию  физического,  буквального повторения в настоящем давно пережитого. В ахматовских стихах, в  которых  этот  мотив  реализуется,  иллюзию  такого  «физического»  повтора  событий  прошлого  обеспечивает,  прежде  всего,  грамматическое  настоящее  время,  неизменно  используемое  в  таких  стихотворениях  («Ты  пойми,  что  сегодня точь-в-точь  // Нашей первой зимы  – той, алмазной  –  // Повторяется  снежная ночь» [Ахматова А. Соч.: В 2-х т. – М.: Огонек, 1990, т.  1, с. 185]; «Мы сегодня с тобою, Марина, // По столице полночной идем» [Ахматова А. Соч.: В 2-х т. – М.: Огонек, 1990, т. 1, с. 251];  «На прошлом я черный поставила крест,  //  Чего же ты хочешь, товарищ зюйд-вест, // Что ломятся в комнату липы и клены,  // Гудит и бесчинствует табор зеленый. // И к брюху мостов подкатила вода? – //  И все как тогда, и все как тогда. // Все ясно – кончается злая неволя, // Сейчас я пройду через Марсово Поле, // А в Мраморном крайнее пусто окно, // Там пью  я с тобой ледяное вино» [Ахматова А. Соч.: В 2-х т. – М.: Огонек, 1990, т. 1, с. 286]). 

Рейн не только обращается к настоящему времени для описания событий  прошлого, чтобы создать эффект  их буквального повтора, но и многократно  использует  в  своем  стихотворении  дейктические,  указательные  слова,  акцентирующие  внимание  на  этой  иллюзии  буквального  повторения,  –   «снова»,  «вот»,  «вон»:  «В  Павловском  парке  снова  лежит  зима»,  «снова  из  Царского  поезд  застрял  в  снегах»,  «снова  скользит  каток»,  «снова  торгует  водой ледяной лоток», «вот на платформе… жду электричку», «вон у ограды с  первой стою женой» [Рейн Е. Избранные стихотворения и поэмы. – М.; СПб.: Летний сад, 2001.  – 702 с., с. 49].

При этом Рейн, как и Ахматова в своих поздних  стихах, в «Поэме без героя» и в «Энума элиш», рисует эпизод из прошлого как  не  просто  повторяющийся  в  памяти,  а  как  провиденциально  значимый  –  повторяющийся  в  памяти  еще  и  потому,  что  в  нем  уже  заключена  полная  «формула  судьбы»,  формула,  в  которой  в  зародыше  уже  содержится  вся  будущая  жизнь  героев  этого  эпизода.  У  Ахматовой примерами  (далеко  не  единственными)  такого  воспоминания-пророчества  могут  быть  следующие:  «Там пью я с тобой ледяное вино, // И там попрощаюсь с тобою навек» [Ахматова А. Соч.: В 2-х т. – М.: Огонек, 1990., т. 1,  с.  286];  «А  теперь  бы  домой  скорее  //  Камероновой  галереей  //  В  ледяной таинственный сад…// Там за островом, там за садом // Разве мы не встретимся  взглядом // Наших прежних ясных очей,  // Разве ты мне не скажешь снова  //  Победившее смерть слово // И разгадку жизни моей?» [Ахматова А. Соч.: В 2-х т. – М.: Огонек, 1990, т. 1, с. 333]. У Рейна весь  лирический  сюжет стихотворения  «В  Павловском  парке» собственно  и  является  воплощением  идеи  «раскручивания»  полной  судьбы  всех  героев,  отталкиваясь от одной-единственной «картинки» их общего прошлого.  

При этом Рейн использует обращение на «ты», адресуясь по очереди к  каждому из участников эпизода, и это обращение является главным способом   введения,  «вызывания»  героев в текст стихотворения, подобно тому, как это  делает  Ахматова  в  «Поэме  без  героя».  У  Ахматовой:  «Ты  ли,  Путаница- Психея…  Наклоняешься надо мной», «Размалеван  пестро и грубо  –  // Ты…  ровесник Мамврийского  дуба»,  «А смиренница и красотка,  // Ты, что козью  пляшешь чечетку»,  «А за ней в шинели и в каске // Ты, вошедший сюда без  маски,  //  Ты,  Иванушка  древней  сказки».  У  Рейна,  необходимо  попутно  отметить, встречается то же, что и в «Поэме без героя», сочетание обращения  «ты»  с  лаконичной  и не  лишенной  мифологизации  характеристикой  героев:  «Ты,  мой  губастый,  славянскую  хмуришь  бровь»;  «Ты,  моя  пигалица,  щебечущая кое-как»; «Ты, настороженный, рыжий, узлом завязавший шарф, //  Что бы там ни было – ты справедлив и прав (ср. у Ахматовой: «И ни в чем не  повинен:  ни в этом,  //  Ни в другом и  не  в  третьем… Поэтам  //  Вообще  не  пристали  грехи»  [Ахматова А. Соч.: В 2-х т. – М.: Огонек, 1990,  т.  1,  с.  325])!  //  Смотрит  в  затылок  твой  пристально  Аполлон,  //  Ты  уже  вытянул  свой  золотой  талон»;  «Ты,  мой  брюнетик,  растерзанный ангелок»; «Ты, моя бедная, в новом пальто чудном» [Рейн Е. Избранные стихотворения и поэмы. – М.; СПб.: Летний сад, 2001.  – 702 с., с. 49 –  50].  

Наконец, поддерживается «ахматовский» тон стихотворения и обилием  явственно расшифровываемых  реминисценций  стихов и самой  Ахматовой,  и  даже тех строк Гумилева, которые связаны с Ахматовой. Так, любовная драма  героя стихотворения Рейна описывается с помощью гумилевской метафоры из  «Пятистопных ямбов»:  «Я проиграл тебя, как Дамаянти  // Когда-то проиграл безумный Наль. // Взлетели кости, звонкие, как сталь, // Упали кости – и была  печаль» [Гумилев Н. С. Соч.: В 3-х т. – М.: Худ. лит., 1991, т. 1, с. 179]. У Рейна:  

Кости смешаю, сожму ледяной стакан,  

брошу, узнаю, что я проиграл, болван,  

взор твой полночный и родинку на плече –  

я не нарочно, а так, второпях, вообще [Рейн Е. Избранные стихотворения и поэмы. – М.; СПб.: Летний сад, 2001.  – 702 с., с. 50]. 

Ахматовские же реминисценции этого стихотворения – это и снег –  «нежный  вечерний прах»  («снежный  прах»  из стихотворения  «Годовщину  последнюю  празднуй…»),  и  «девятка  муз»,  которая  «толпится»  в  Павловском  парке  и  перекликается  со  «всеми  девятью»  музами  Царского  села,  которые  «будут  рады» героине в «Поэме без героя», и вопрос, обращенный к одной из героинь  стихотворения:  «Что  ты  там  видишь  за  павловской  пеленой?»,  явно  цитирующий  «Голос памяти»:  «Что ты видишь, тускло на стену смотря, // В  час, когда на небе поздняя заря?» [Ахматова А. Соч.: В 2-х т. – М.: Огонек, 1990, т. 1, с. 58]. 

Автор: Т.А. Пахарева

Предыдущая статья здесь, продолжение здесь.

***

*****